Книга Плач серого неба - Максим Михайлов

В ночное время здесь было куда больше жизни, чем на прочих улицах Вимсберга. Ведь коли ты привык к сырому морскому воздуху, то мелкий дождь тебя не испугает, а от сильного ливня легко укрыться под любым из уходящих в бесконечность пирсов. Да что там, в хорошие дни у причалов, бывает, стоят такие стальные гиганты — гномьи грузовики или миррионские пассажирские лайнеры, — что их борта могут скрыть от небесной влаги сразу десяток душ.

В тот день в порту был лишь один такой великан, — тот, что привез делегацию с Боргнафельда. Кокетливо сгрудились невдалеке от него несколько яхт местной аристократии, да устало прикорнула на мелкой волне старая баржа.

— Ларра. — Мы справедливо рассудили, что поиски могут занять довольно долгое время, и пока альв отпускал извозчика, я пробежался взглядом по набережной. — Пожалуй, нам не помешает твоя помощь.

Пусть кораблей в той части порта было и не много, зато от народа на набережной было не протолкнуться. Неторопливо бродили туда-сюда наемные грузчики, выставив напоказ мокрую рельефную мускулатуру. Лениво покрикивали на быстро полнившуюся толпу ночных гуляк шулеры-зазывалы и торговцы сувенирами. Жались к фонарям сонные потрепанные шлюхи, а их сутенеры сидели за аккуратными столиками и, раскинув над головами широкие зонты, азартно резались в домино. Питая ночь и дождь вкуснейшими ароматами, шкворчали под навесами мангалы и жаровни, на которых вертелись, блестели жирными боками, разбрасывали отраженный свет фонарей аппетитные ломти мяса, переложенные овощами. О, да, порт был переполнен жизнью. И в этом была определенная беда.

— М-да? — орчанку всецело поглотила суета ночной набережной. Она с трудом отвела взгляд от веселой толпы и попыталась сосредоточить его на мне. — Какая помощь?

— Дело это, понимаю, деликатное, — немного замялся я, — но не могла бы ты показать, где стоит ваша лодка… заметь, — как только брови Ларры поползли вверх, говорить пришлось быстрее, — не саму лодку! Не нужны нам ваши союзные тайны. Просто ты посмотри только, — я двинул рукой в направлении портовой суеты, — мы же не станем ходить по толпе и показывать всем портрет. Я предложил бы поспрашивать у местных торгашей, причем там, где твой Альбинос наверняка побывал.

Ларра нахмурилась.

— Вот только моим его не нужно называть, ладно?

— Виноват. Но в остальном согласна?

— Возразить точно нечего. Пошли.

Место, вполне ожидаемо, оказалось в дальнем углу порта, там, где к последнему пирсу прижалась небогатая гроздь яликов, ботов и мелких яхт, а дальше до самой городской стены простирался унылый лес деревянных свай, к которым между сезонами привязывали лодки вимсбергские рыбаки. Из десятка скромных лавчонок в этом районе восемь торговали рыбой, а оставшиеся две были намертво заколочены. Но вездесущее веселье проникало и сюда — на моих глазах из одной лавки вышла хихикающая парочка. Жуликоватого вида человек в просторных штанах и полосатой фуфайке держал под мышкой здоровенный сверток, из которого торчала мясистая бурая клешня. Другой рукой он уверенно обнимал раскрасневшуюся дамочку-альвини. У матроса выдался удачный день, и он был полон решимости достойно его закончить. Маленькая, но очень шумная компания прогрохотала по скрытому во мраке пирсу и вынырнула на свет. Мгновение спустя она с визгом и хохотом обступила благодушного и ленивого шулера с двумя колодами карт, и тот немедленно затянул привычные прибаутки.

— Ну что ж, — с некоторой тоской проговорил Хидейк, — пожалуй, стоит начать с торговцев рыбой.

— Погодите… А там кто живет? — Я указал на прижавшийся к городской стене крохотный и какой-то нелепый даже не квартал, а какой-то ком плохо отстроенных домов.

— Работяги. Приезжие, — Карл задумчиво смотрел на неровную груду бараков. — Хотели подзаработать — ну и подзаработали.

— Как-то слабо они подзаработали.

— Слабо, конечно. Ну а что с них возьмешь? Они же деревенские мужики. Услышали где-то, что в столице жизнь цветет, вот и набежали, чтобы урвать свой кусочек. А оказалось, вишь ли, что жизнь у нас не только цветет, но и пахнет. А для чужаков так и вовсе воняет. У нас ведь как — пока ты тратишь деньги — ты свой. Как только начинаешь их забирать — сразу чужак.

— А разве не везде так? — удивился я.

— Понятия не имею. Я всю сознательную жизнь в Вимсберге прожил, — помрачнел Карл и намертво замолчал.

Я еще раз посмотрел на безжизненные дома вдалеке. Если рабочие постоянно ошивались в порту, могли они что-то видеть? Как знать. Прогуляться к стене? Хорошая мысль. Но для начала предстояло догнать моих спутников, которые только что исчезли в недрах ближайшей лавки.

Следующие несколько сегментов разварились в кашу из гадливого отвращения и застарелой рыбной вони. С портретом Артамаля наперевес мы заходили в один магазинчик за другим, и в каждом нас встречали недоуменными взглядами и пожатием плеч. Чешуйчатая тоска и смердящее уныние почти поглотили меня, и в шестой по счету лавке я не выдержал.

— Хозяин! — безумие туманом заволакивало уголки моих глаз, когда я устремил их на очень уж низкорослого, слепого на один глаз хоблинга в блестевшем чешуйчатым серебром фартуке.

— Ась? — зевнул тот. В его широченную пасть втянуло столько воздуха, что запах на мгновение отступил, и мне хватило дыхания на вопрос:

— А те работяги из халуп у стены, они часто здесь гуляют? Могут что-нибудь знать?

— Каких халуп? А, тех… Не, говорить некому. Давно там никто не живет. Почитай, года три уже, с тех пор, как старый завод закрыли, и работяги прочь подались. Кто спился, а кто на вольные хлеба уехал. Но спилось больше, — старый хоблинг пожевал тонкими синеватыми губами, усиленно морща низкий лоб. — Там же тока люди да эггры трудились, а у них к этому делу не страсть, а страстища целая. Чуть что — сразу горе залить надо, мол, никчемные мы, никто нас не ценит. Зря так, да. Щас бы и пригодились, раз цеха опять продали, — он вперил взгляд когда-то ярко-зеленого, а теперь блеклого и подернутого мутной белесой пеленой глаза в меня. Моментально преисполнившись отвращения, россыпью холодного пота брызнувшего по телу, я отвернулся, бросив все силы на то, чтобы не покинуть рыбную лавку как можно скорее. О, как я потом благодарил Творца за струйку свежего воздуха, чудесным образом пронзившую духоту и коснувшуюся моего носа. Ведь если бы не она, если бы мой разум на кратчайшее мгновение не очистился от смрадных миазмов рыбацкого промысла, то мизерный клочок недавних воспоминаний, мимолетная мысль, ставшая для меня ключом к разгадке тайны, вполне могла бы и ускользнуть.

— Кто? — завопил я, стремительным поворотом головы бросая себя в водоворот мерзостных испарений, — кто и кому продал завод?!

…И кожей ощутил три недоумевающих взгляда.

— Во ты спросил… — старик изобразил достоверное подобие ехидной усмешки. — Может, тебе еще рассказать, кого Наместник в кровать вечерами укладывает? Или, того, сам Хранитель? В душе багром не скребу, кто и кому завод продал. Наше дело маленькое — рыбу ловить и продавать. Рабочие могли сказать, да и то вряд ли. Их же начальство разгоняло, а у того начальства — свое начальство со своим начальством, — он ухитрился произнести эту скороговорку довольно бойко, восшепелявив только один раз, — и хрен пойми, кто наверху отдал главный приказ. Кто закрывал, кто продавал… Знать не знаю и знать не хочу, кто чего кому продает. Я вот продаю рыбу. Остального знать, говорю, не знаю. Идите уже отсюда.